Давным-давно это было… Еще при графине Эльжбете. А может, при Марии?.. Ну, словом, давно! Присматривал за деревьями в парке молодой садовник. Имени его уже никто не помнит. Был он пригож лицом, но хром и оттого — молчалив, угрюм, нелюдим. С деревьями разговаривал чаще, чем с людьми. Работы невпроворот, целый день на ногах — с его-то хворью! Однако же доходили до него обрывки пересудов прислуги о жизни во дворце, похожей на праздник, о красавице-графине и ее строгом муже. Мельком видел он их то вместе, то порознь. А однажды, когда подчищал берег озера напротив острова, где стояла беседка, заметил сидевшую там с книгой графиню. Взглянули они друг на друга — глаза в глаза, — и с той минуты сердце молодого садовника не знало покоя. А графиня и думать не думала, что брошенный ею в сторону этого крепкого мужчины долгий взгляд произведет вскоре бурные перемены в ее и его судьбе.
Сословная пропасть между ними не позволяла влюбленному даже помышлять о чем бы то ни было, кроме тайного обожания своей госпожи. И тогда он решил рассказать о своей любви доступным ему языком деревьев. На лужайке перед дворцом садовник с разрешения графа соорудил — и на то ушло немало времени — изумительный «хоровод» из трех вставших в круг деревьев, которые всей своей статью, кронами и листвой должны были воплощать в себе Веру, Надежду, Любовь. До приезда важных гостей его замысел утаивали черные покрывала, но вот они сброшены — и восторг зрителей замер на лицах! Особенно необычным оказалось дерево Любви: оно как будто взлетало, тянулось к небу вверх… корнями, покрытыми листьями!
Восхищенная графиня, взглянув на виновника сюрприза, все поняла и, охваченная внезапным порывом чувств, с благодарностью за дорогой и тонкий подарок поцеловала его… Граф был взбешен, но отвлек внимание гостей на себя. Ее оплошность заслужила, уже наедине, строгую нотацию от ревнивого мужа. А садовника за его дерзость ждало суровое наказание, быть может, даже смерть. Графиня спасла его, выпустив из темницы на все четыре стороны…
Миновали годы, улеглись страсти, ушли из жизни и граф, и графиня, а деревья продолжали жить. Многое изменилось, и не в лучшую сторону, в Станьково, но, похоже, деревьев это не касалось. До поры до времени…
Первым погибло от топора дерево Веры. Исчезло (увезено?) после войны дерево Надежды. Вопреки расхожему мнению, что «надежда умирает последней», последним умерло дерево Любви (на ученом языке его имя звучит как «ильм, или вяз голый»). Случилось это в 1994 году, в 100-летнюю годовщину отъезда Эмерика и Эльжбеты Чапских из Станьково.
Случайное ли это совпадение? Возможно. Но есть в этом «уходе» вяза и глубокий, отнюдь не случайный исторический подтекст: усадьба заждалась своего настоящего хозяина! Она напоминает, подает нам сигнал «SOS»: судьба любого народа, забывшего свое прошлое, гибельна. Ибо прошлое — и лишь оно! — наделяет смыслом наше сегодняшнее существование и задает великие цели будущему.
Верю, что у Станьково есть будущее. Надеюсь, что наше ретропутешествие смогло убедить в этом вас, дорогие читатели. Люблю… Только и остается написать это — ключевое, крылатое — слово-пароль. Ведь именно в нем заключено противоядие от равнодушия и черствости. От сиротского беспамятства и дремучего невежества…
Старый вяз! Спасибо за этот урок истории всем нам, который тебе стоил — жизни…
Варавва А.Г. «Станьковский ключ графов фон Гуттен-Чапских, или Урок старого вяза»
