Памятки отцовские, спасенные из бури исторической… Эти слова принадлежат Эмерику Захарию Николаю Северину Гуттен-Чапскому, видно государственному деятелю Российской империи, страстному любителю старины, коллекционеру, библиофилу, основателю музея в Станьково и владельцу Станьковского ключа. Здесь, в Станьково, Эмерик родился 5 (17) ноября 1828 года. А завершил свой земной путь в Кракове 23 июля 1896 года; похоронен там же, на главной аллее Раковицкого кладбища, рядом с могилой всемирно известного польского художника Яна Матейко, с которым он был дружен. Незадолго до смерти Эмерика Чапского в его честь была выбита золотая медаль с символической надписью: «Светись на бездорожье жизни».
Он и в самом деле был светочем: за свои неполные 68 лет Эмерик Чапский успел сделать так много, что наверняка потребуется не одна монография, дабы вместить в себя подобные описания и оценки его исторических заслуг перед потомками. Имея за плечами Виленскую гимназию и Московский университет, он в 23 года поступает на государственную службу в Министерство внутренних дел. В печальном для Беларуси 1863 году становится губернатором Великого Новгорода, а вскоре и вице-губернатором Петербурга. Уже будучи директором лесного департамента Министерства государственной собственности, получает от российских властей подтверждение графского титула с добавлением «фон Гуттен» к фамилии Чапский.
Между тем назревает его конфликт с самим императором Александром Вторым. Причина? Отстаивание Чапским государственных, а не узкокорыстных частных интересов. Оговоренный недругами, он подает в отставку и возвращается на родину, в Станьково. Перешагнув 50-летний рубеж, граф оказался вольной птицей в своих владениях, а они были более чем обширны (свыше 40 тысяч гектаров!) и требовали постоянного внимания. Станьковский Ключ – таково собирательное название собственности Эмерика – включал в себя многочисленные деревни, фольварки, лесные угодья, мельницы, смоло — и винокурни и пр., и пр.
Однако, помимо активной хозяйственной деятельности, Эмерик Чапский смог наконец вполне отдаться своему ещё юношескому, со времен Виленской гимназии увлечению – собирательству, коллекционированию. Эта страсть поглощала все его свободное время. В результате в Станьково возникла крупнейшая в Беларуси частная коллекция-музей. Презентация, как сказали бы мы сейчас, лишь части этого уникального собрания на выставке в Варшаве (1889) получила высокую оценку экспертов, а коллекционер из Станьково был удостоен специального диплома.
Шли годы, подрастали дети, которые обзаводились собственными семьями…В 1894 году Эмерик делит свои владения между повзрослевшими сыновьями. Станьково отходит к Каролю, а Эмерик вместе со своей женой Эльжбетой снимаются с насиженного гнезда и – становятся жителями Кракова. Именно там был куплен неподалеку от Вавеля дворец (он сохранился до наших дней), куда переправили самые ценные вещи из станьковского музея: 6 вагонов, 134 упаковочных ящика, а в них – нумизматика, медальоны, фарфор, оружие, книжные раритеты, старая гданьская мебель, уречско-налибокское стекло, парадные монаршие портеры, ценные гравюры, иконы…
Перечень так долог и впечатляющ, что легко согласишься с внучкой Эмерика — Марией Чапской, которая, описывая по-французски подробности своего житья-бытья в Станьково, назвала свою книгу просто и лапидарно: «Европа в семье». И впрямь, только вещный мир старой усадьбы раздвигается на глазах читающего эту книгу до размеров целого континента культуры! …
Теперь этот «континент» можно увидеть в Национальному музее Польше в Кракове, ибо то, что Эмерик оставил в Станьково и что имело прямое отношение к России (так называемая «россика») … да-да, фразу приходится продолжить печально-привычным образом: то было бесследно утрачено – сметено революционными бурями, «пайшло дымам» в военных пожарищах, растащено до последнего гвоздя по принципу «Не пойман – не вор».
В только что упомянутой книге воссоздан в живых красках упоительной образ имения в пору его расцвета – при Эмерике и Эльжбете. Резиденция занимала около 15 гектаров на ровной террасе ручья Рапуса, притока Усы, и воплощала в себе романтический образ старошляхетского родового гнезда, которое воспринималось его обитателями как «приют трудов и вдохновений».
Каменный двухэтажный дворец, с одноэтажными крыльями, которые со стороны парка смотрелись как граненые башни-алькежи, с крыльцом и просторной верандой на главном и парковом фасадах соответственно, был сооружен Эмериком в начале 1860-х годов по собственному вкусу – без всяких претензий на «замковую» представительность и без желания во что бы то они стало потрясти чужое воображение. «Скарбчык», каплица, жилой и кухонный флигеля, амбар, оранжерея, теплицы, питомники, хозяйственный двор дополняли архитектурный облик усадьбы. Все это было взято в мощную ограду со въездными брамами и окружено прекрасным пейзажным парком, в котором произрастало более восьми тысяч деревьев и кустарников.
Трогательной опеки парка Чапские занималась постоянно, относясь к нему едва ли не как к равноправному члену семьи. Это зеленое чудо дополняла развитая водная система с двумя каналами и большим озером, на котором расположились два насыпных острова. На одном из них была поставлена статуя Богоматери, на другом – беседка-ротонда на восьми каменных колоннах, накрытых…соломенной крышей. Отраженная в глади воды, беседка и сегодня смотрится удивительно поэтично – кажется, будто меж ее колонн порывы ветра рождают музыкальную мелодию, ни дать ни взять – Эолова арфа…Озеро, по словам Марии Чапской, покрывали «золотые водные лилии».
Подземными переходами дворец соединялся с кухонными флигелем в стиле позднего классицизма и со «скарбчыкам», который был переделан в неоготическом стиле из гораздо более старой, чем дворец, постройки в некое подобие средневекового замка и предназначался для хранения менее значимых коллекций. Первый этаж дворца был превращен, по словам одного из друзей графа, в «колоссальную шкатулку». Там разместились главные «древности» станьковского коллекционера, занявшие парадные залы и салоны, рабочий кабинет Эмерика с прилегающей к нему громадной библиотекой, в которой 20 тысяч томов, часто с автографами авторов, соседствовали с географическими картами, гравюрами и нумизматикой. На втором этаже дворца находились покои для отдыха.
…Графские чертоги сожгли партизаны во время Великой Мировой войны в отместку за то, что там размещались немцы. Не правда ли, странная месть стенам, которые не выбирают себе гостей – прошенных или непрошенных? Усадьба, таким образом, лишена своей архитектурной доминанты, и это прискорбно обедняет ее. Зато, к счастью, уцелели «скарбчык» с забавным камнем-валуном наподобие седла, кухонный флигель, коровник, вместительный и живописный амбар, сложенный из кирпича и бутового камня. Частично сохранились брама в виде трехпролетной стрельчатой арки и сторожка при ней. Возведенная Чапскими в 1858 году вблизи озера православная церковь св. Николая ныне находится в стадии реконструкции.
По-прежнему глаза порадует парк своими могучими деревьями – стражами истории и ее живыми действующими лицами. Чего только ни повидали они на своем веку! Прикоснусь с лаской к их шершавой коре – и зашелестят, зашепчут, трепеща, листья…И родится из этого шепота не то быль, не то небыль…
Варавва А.Г. «Станьковский ключ графов фон Гуттен-Чапских, или Урок старого вяза»
